Неточные совпадения
Действия этой женщины не интересовали его, ее похвалы Харламову не возбуждали ревности. Он был озабочен решением вопроса: какие перспективы и пути открывает пред ним
война? Она поставила под ружье такое количество людей, что, конечно, продлится недолго, — не хватит средств воевать года. Разумеется, Антанта победит австро-германцев. Россия
получит выход в Средиземное море, укрепится на Балканах. Все это — так, а — что выиграет он? Твердо, насколько мог, он решил: поставить себя на видное место. Давно пора.
— Есть факты другого порядка и не менее интересные, — говорил он,
получив разрешение. — Какое участие принимало правительство в организации балканского союза? Какое отношение имеет к балканской
войне, затеянной тотчас же после итало-турецкой и, должно быть, ставящей целью своей окончательный разгром Турции? Не хочет ли буржуазия угостить нас новой
войной? С кем? И — зачем? Вот факты и вопросы, о которых следовало бы подумать интеллигенции.
— Свойственник мужа моего по первой жене два Георгия
получил за японскую
войну, пьяница, но — очень умный мужик. Так он говорит: «За трусость дали, боялся назад бежать — расстреляют, ну и лез вперед!»
— Петровна у меня вместо матери, любит меня, точно кошку. Очень умная и революционерка, — вам смешно? Однако это верно: терпеть не может богатых, царя, князей, попов. Она тоже монастырская, была послушницей, но накануне пострига у нее случился роман и выгнали ее из монастыря. Работала сиделкой в больнице, была санитаркой на японской
войне, там
получила медаль за спасение офицеров из горящего барака. Вы думаете, сколько ей лет — шестьдесят? А ей только сорок три года. Вот как живут!
— То и ладно, то и ладно: значит, приспособился к потребностям государства, вкус угадал, город успокоивает. Теперь
война, например, с врагами: все двери в отечестве на запор. Ни человек не пройдет, ни птица не пролетит, ни амбре никакого не
получишь, ни кургузого одеяния, ни марго, ни бургонь — заговейся! А в сем богоспасаемом граде источник мадеры не иссякнет у Ватрухина! Да здравствует Ватрухин! Пожалуйте, сударыня, Татьяна Марковна, ручку!
Вечные подтрунивания и остроты над его раной (которую он, однако,
получил не в бегстве, а в то время, когда, обернувшись к своему взводу, командовал наступление) сделали то, что, отправившись на
войну жизнерадостным прапорщиком, он вернулся с нее желчным и раздражительным ипохондриком.
Получу Георгия, двух Георгиев, золотое оружие и, чин за чином, вернусь с
войны полковником — так этот самый Уставчик будет мне козырять и тянуться передо мною в струнку.
Так и осталось в письме, но Петрухе не суждено было
получить ни это известие о том, что жена его ушла из дома, ни рубля, ни последних слов матери. Письмо это и деньги вернулись назад с известием, что Петруха убит на
войне, «защищая царя, отечество и веру православную». Так написал военный писарь.
Смысл робких ответов, которые я
получал на этот вопрос, состоял всегда приблизительно в том, что убийство на
войне и казнь преступников по распоряжению правительства не включается в общее запрещение убийств.
Вследствие этого-то европейские правительства одно перед другим, всё усиливая и усиливая войска, пришли к неизбежной необходимости — общей воинской повинности, так как общая воинская повинность была средством
получить наибольшее количество войска во время
войны при наименьших расходах.
— Далее, я поведу
войну с семейными разделами и общинным владением. Циркуляры по этим предметам еще не готовы, но они у меня уж здесь (он ткнул себя указательным пальцем в лоб)! Теперь же я могу сказать тебе только одно: в моей системе это явления еще более вредные, нежели пьянство; а потому я буду преследовать их с большею энергией, нежели даже та, о которой ты
получил понятие из сейчас прочитанного мной документа.
По окончании же
войны Суворов
получил повеление немедленно ехать в Москву к князю Волконскому для принятия дальнейших препоручений.
На шестьдесят оставшихся в живых человек, почти за пять месяцев отчаянной боевой работы, за разгон шаек, за десятки взятых в плен и перебитых в схватках башибузуков, за наши потери ранеными и убитыми нам прислали восемь медалей, которые мы распределили между особенно храбрыми, не имевшими еще за
войну Георгиевских крестов; хотя эти последние, также отличившиеся и теперь тоже стоили наград, но они ничего не
получили, во-первых, потому, что эта награда была ниже креста, а во-вторых, чтобы не обидеть совсем не награжденных товарищей.
Безумные деньги тратились на труппу. Актеры
получали неслыханное до сих пор жалованье. Обстановка и костюмы стоили сумасшедших денег. Огромные сборы не покрывали расходов. Их оплачивал увлекавшийся театром Малкиель, еще пока не знавший счета нажитым в два года
войны миллионам. Но, наконец, Нина Абрамовна вернулась к Москву, и снова начались, но только раз в неделю, журфиксы. Приглашались уже только «первые персонажи».
Я также
получил письмо из Москвы, и хотя
война еще не объявлена, а вряд ли уже мы не деремся с французами.
— C'est une folle! [Это сумасшедшая! (франц.)] — сказала Лидина. — Представьте себе, я сейчас
получила письмо из Москвы от кузины; она пишет ко мне, что говорят о
войне с французами. И как вы думаете? ей пришло в голову, что вы пойдете опять в военную службу. Успокойте ее, бога ради!
Не одна 30-летняя вдова рыдала у ног его, не одна богатая барыня сыпала золотом, чтоб
получить одну его улыбку… в столице, на пышных праздниках, Юрий с злобною радостью старался ссорить своих красавиц, и потом, когда он замечал, что одна из них начинала изнемогать под бременем насмешек, он подходил, склонялся к ней с этой небрежной ловкостью самодовольного юноши, говорил, улыбался… и все ее соперницы бледнели… о как Юрий забавлялся сею тайной, но убивственной
войною! но что ему осталось от всего этого? — воспоминания? — да, но какие? горькие, обманчивые, подобно плодам, растущим на берегах Мертвого моря, которые, блистая румяной корою, таят под нею пепел, сухой горячий пепел! и ныне сердце Юрия всякий раз при мысли об Ольге, как трескучий факел, окропленный водою, с усилием и болью разгоралось; неровно, порывисто оно билось в груди его, как ягненок под ножом жертвоприносителя.
Стр. 56. «Игорь в этом году начал новую
войну с древлянами, чтобы заставить их увеличить количество платимой ими дани.
Получивши дань, он отослал ее в Киев, вместе с частию своей дружины; но (что значит здесь но?) древляне, будучи раздражены и пользуясь изнеможением его войска, напали на него и его убили».
Студент
получал газету, но ни он сам, ни другие почти не заглядывали в нее, и какая-нибудь неправильность в отправлении желудка у соседа волновала и трогала больше, чем
война и те события, которые потом
получают название мировых.
В самое то время наши московские соборне уложили особого для Российской державы епископа
получить, потому что в Австрии смуты да
войны настали.
Прежде, когда Княж-Хабаровым монастырем правили люди из хороших родов, призревалось в нем до сотни на
войне раненных и увечных, была устроена обширная больница не только для монахов, но и для пришлых, а в станноприимном доме по неделям
получали приют и даровую пищу странники и богомольцы, было в монастыре и училище для поселянских детей.
Баронство
получил он во время Тридцатилетней
войны, только благодаря своему родству с Гольдаугенами.
Алина писала, в свою очередь, князю Лимбургу о дошедших до нее слухах, что его хотят женить на другой, уверяла, что ей также сделано блестящее предложение и что поэтому она освобождает его от данного слова и предлагает разойтись, тем более что нельзя же ей выходить замуж до признания прав ее русским правительством и до получения документов о ее рождении, а этого нельзя
получить раньше окончания все еще продолжавшейся
войны России с Турцией.
Этот Дик оказывал нам большие услуги во время
войны нашей с турками и по заключении мира в Кучук-Кайнарджи, по ходатайству Орлова,
получил Аннинскую ленту [Единственный пример получения английским подданным русского ордена в XVIII столетии.
Старшие сестры Милицы, которой еще не было тогда и на свете, Зорка и Селена, теперь уже далеко немолодые женщины, имеющие уже сами взрослых детей,
получили образование в петербургских институтах. Старший брат её, Танасио, давно уже поседевший на сербской военной службе, окончил петербургское артиллерийское училище. И ее, маленькую Милицу, родившуюся больше, чем двадцать лет спустя после турецкой
войны, тоже отдали в петербургский институт, как только ей исполнилось десять лет от роду.
— Не ты ли это, Карл? — звучит уже много тише голос австрийца. — Я так и знал, что ты вернешься, рано или поздно, товарищ… Так-то лучше, поверь… Долг перед родиной должен был заставить тебя раскаяться в таком поступке. Вот,
получай, однако… Бросаю тебе канат… Ловишь? Поймал? Прекрасно?.. Спеши же… Да тише. Не то проснутся наши и развязка наступит раньше, нежели ты этого ожидаешь, друг. [За дезертирство, т. е. бегство из рядов армии во время
войны, полагается смертная казнь.]
Месяц март
получил свое название от Марса, который, если верить учебнику Иловайского, был богом
войны.
Еще незадолго до того в турецкую
войну он приезжал в Россию и заведовал санитарным отрядом на Кавказе, за что
получил орден Владимира, а во Франции был, кажется, еще раньше награжден крестом Почетного легиона.
История не была забыта в"Библиотеке". Я свел знакомство с Н.И.Костомаровым и был истинно доволен, что мог приобрести от него"Ливонскую
войну". Тогда гонорар (за исключением таких беллетристов, как Тургенев, Толстой, Гончаров и отчасти Островский) не был еще очень высок. Ученому с именем и талантом Костомарова полистная плата была семьдесят пять — восемьдесят рублей. Сторублей за статью тогда вряд ли кто
получал.
Во время
войны она мне еще писала из родного своего города Майнца, и где-то я
получил от нее письмо, в котором она меня извещала, что она собирается повенчаться,"und zwar mit N-na"(и именно с N-na) — добавляла она характерной фразой, с этим архинемецким словом"zwar".
Меня прямо
война не касалась. Я и не думал предлагать свои услуги одной из тех газет, где я состоял корреспондентом. И вдруг
получаю от Корша депешу, где он умоляетменя поехать на театр
войны. Просьба была такая настоятельная, что я не мог отказать, но передо мною сейчас же встал вопрос: «А как же быть с романом?»
Когда я в начале 1906 года воротился с японской
войны в Россию, Андреев в Москве уже не жил. Он уехал в Финляндию, оттуда за границу. В апреле месяце я
получил от него из Глиона (в Швейцарии) следующее письмо...
Однажды прислал нам для сборника свой беллетристический рассказ С. М. Городецкий. Уже началась империалистическая
война. Он напечатал в иллюстрированном! журнале «Нива» чрезвычайно патриотическое стихотворение под заглавием, помнится, «Сретенье», где восторженно воспевал императора Николая II, как вождя, ведущего нас против германцев за святое дело. Когда я
получил его рукопись, я, не читая, распорядился отослать ее ему обратно. Это изумила товарищей.
Года через два Александра Ивановна умерла. Оля вышла замуж что-то очень рано, шестнадцати лет. Давно уже Появился в печати мой рассказ «Конец Андрея Ивановича». Но возвращении с японской
войны я
получил от Оли такое письмо...
И сколько раз за всю
войну я ни задавал этот вопрос, всегда я
получал один ответ...
В штабах прямо говорили, что уж две-то «очередных» награды за
войну получит каждый.
Александр Иванович был исправный офицер, делал несколько походов и уже в штабс-капитанском чине, в турецкую
войну,
получил в ногу рану, от которой стал прихрамывать и вынужден был выйти в отставку.
Григорий Александрович
получил неожиданно радостное известие о прекращении шведской
войны.
Официальные сведения можно изредка
получить в редакции «Вестника Маньчжурской Армии» из присылаемой главной квартирой туда хроники
войны.
— Нет, я служил в Одессе, секретарём городской управы… Там с самого начала
войны началось сильное одушевление, которое до того охватило меня, что я бросил семью и полетел сюда. Случайно мне посчастливилось попасть в отряд, который шёл в Корею — в него принимались и добровольцы… Это было в начале марта. На днях я только что вернулся сюда и сегодня наконец
получил радостную телеграмму из дому. Дочь кончила курс в гимназии, сын также блестяще оканчивает свои выпускные гимназические экзамены…
— И так, мы будем вести в начале кампании
войну гверильясов. Мое воеводство доставит до 30 тысяч повстанцев; расчислите по этой мерке, что дадут все губернии от Немана до Днепра, по крайней мере 200. Присовокупите к ним войска Франции, Англии, Италии и Швеции. Я
получил из Парижа известие, что Мак-Магону велено поставить четвертую колонну на военную ногу. На берег Курляндии высадится десант из Швеции с оружием и войском, предводимым русскими знаменитыми эмигрантами.
По странной случайности, это назначение — самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии,
получил Дохтуров; тот самый, скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого, во время всех
войн русских с французами, с Аустерлица и до 13-го года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно.
Ну и пускай. Разумеется, гордости очень мало в том, чтобы бояться за свою жизнь и ощупывать живот, как кубышку, и Георгия с бантом за это не
получишь, но я и не гонюсь за Георгием и в герои Малахова кургана не лезу. Всю мою жизнь я никого не трогал и, что бы там ни пели, имею полное право желать, чтобы и меня не трогали и не стреляли в меня, как в воробья! Не я хотел
войны, и Вильгельм ведь не прислал ко мне посла с вопросом, согласен ли я драться, а просто взял и объявил: дерись!
Те, давно и часто приходившие ему, во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки, и поэтому не может быть никакого, так называемого, военного гения, теперь
получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей
войны еще менее может быть определена?
В Финляндской
войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую
войну Берг
получил две награды. В 1809-м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие-то особенные выгодные места.